Внутри беседки, на каменной скамье, сидел Макалауре, сложив руки на боку своей лютни и опустив на них голову. Можно было подумать, что он спит, но на самом деле он слушал - слушал мелодии, отзвуки разговоров, обрывки песенок, - сегодня пели все больше веселые - все то, что сливалось в единое облако звучаний, окутавшее и дворец, и его ближайшие окрестности.

Мелькор стоял тихо, и все же Макалаурэ вдруг ощутил, как звучание мира вокруг него изменилось. Как будто холодный ветер с гор Пелори дохнул в лицо. Он оглянулся, вздрогнул, увидев высокую неясную фигуру, но быстро спохватился и склонил голову:
        - Приветствую тебя, повелитель огня!  Прости мне невольную неучтивость. Я слишком глубоко ушел в свои мысли...

- Я быстро устаю от шума и обилия впечатлений. Хочется вникнуть сразу во всё, а когда всего много...  Иногда мне кажется, будто кто-то поручил мне - кто-то старший, имеющий власть, - поручил смотреть и запоминать, но не указал, что же на самом деле важно, а что можно отправить в самую глубину памяти.  И непонятно, зачем и кому это нужно. Ведь мы все и так всё помним!

- В мире вокруг меня столько всего, что стоит изучить, понять, описать, что я долго оставался на поверхности вещей и лишь в последние годы стал заглядывать вглубь.  Говорить обо всем этом мне удавалось только со своей наставницей, Яванной, да изредка отец уделяет мне несколько минут. А я стал докапываться до смысла слов, до их корней,  и теперь мне во всем, в каждой мелочи, чудится второй, скрытый, смысл - я называю его символическим, очень удобное слово. И порой снятся странные сны - я не знаю, как отличить в них причудливую смесь реальных впечатлений от чего-то... что не бывало никогда, а может, и не будет. И чем больше я думаю, тем тяжелее становятся сны и мысли, хотя никаких видимых причин нет для этого. И я не рискую говорить об этом вслух. Но меняться судьбою... нет, не стану.

Макалауре рискнул пристально взглянуть в лицо Мелькору. Похоже, Вала действительно было интересно с ним общаться. Почему бы и нет? Ведь когда Яванна беседовала с ним в лесах, ей тоже было искренне интересно, и внимание владычицы ольвар и кельвар было лестно, от встреч с нею оставалось теплое чувство - как будто отдохнул на зеленом лугу в золотом свете Лаурелина. А сейчас... сейчас что-то стало холодновато. Признаваться себе в этом не хотелось, выказывать этот холодок - тоже. Оставалось отшутиться:
      - Одиночество среди дома Финвэ не грозит никому. Нас много! Иногда это мешает сосредоточиться, а в другой раз общение с родичами дает новую искру понимания. Одним платишь за другое - видимо, таков закон.

Плохих голосов в хоре поющих не было, но кто-то частил, не выдерживая ритм, кто-то наоборот затягивал. Макалаурэ машинально начал выстукивать по перилам беседки правильный ритм, и тут до него дошло, что рядом с ним тот, кто когда-то позволил себе нарушить ритм в Музыке Творения. Эта мысль с трудом умещалась в сознание. Но здесь и сейчас - они были собеседниками, и нужно было отвечать.
           - Радость и печаль могут порождаться одним и тем же событием или словом одновременно. Я пока не знаю, как это объяснить, но неразрешимые противоречия - это реальность, и тот, кто замечает их и пытается разрешить, всегда мучается, но при этом всегда движется вперед - к новым мыслям, новым граням мастерства.  Если это так - я готов терпеть.

Когда-то давно, забравшись в горы, Макалаурэ вынужден был, чтобы вернуться домой, пройти по очень узкому, как лезвие ножа, гребню между двумя пропастями. И всего-то пришлось сделать шагов двадцать, но потом потребовалось долго сидеть на склоне, пока унялась дрожь в ногах. Точно так же почувствовал себя он и после этих слов Мелькора. Чего добивается вала? Какого ответа? Доволен ли он беседой или наоборот рассержен? Макалаурэ пытался ощутить состояние собеседника, но не мог, и это обескураживало.
       - Противоречие напоминает перекресток, - помедлив, произнес он. - Ты видишь дорогу, скажем, налево и направо. Обе они так заманчиво уходят вдаль. А где кончаются? Что можно видеть по пути? Но ты ведь не можешь одновременно пойти по двум дорогам в разные стороны! Значит, приходится сперва пройти одним путем, потом вернуться и испытать другой. А потом, возможно, окажется, что самый интересный или самый удобный путь к искомой цели - вовсе третий, между ними, нужно только сойти с дороги и протоптать свою стежку. Вот когда знаешь, что такое может случиться, и пробуешь пройти путь. Примерно так же получается с противоречивыми мыслями...

- Что же тут удивительного? Их кровь, их склад феа. Если тьмы не видят наши глаза, это не значит, что она отсутствует в нашем восприятии. Темно бывает... в некоторых душах.

Макалауре очень хотелось сесть, как он любил - на каменном полу, прислонившись спиною к колонне, - но тут приходилось думать без удобств. Почти против воли разговор увлекал его все больше.
       - У каждого слова есть разные смыслы, - медленно начал он, подыскивая слова поточнее. - Дед Финвэ называл темнотой отсутствие света в землях, где они жили. Нам здесь такая темнота встречается лишь в глубине пещер или в помещениях без окон. Против такой темноты помогают любые светильники, факел, костер, да просто раскрытая дверь. В ней нет ничего особенного: отсутствие источника света, и только. Но Финвэ называет также темнотой, или тьмой, то состояние души, которое было свойственно нашему племени в те времена. Темнота... тьма... похоже, но только поверхностно. Незнание, невежество, грубость, несдержанная ярость - все это, на мой взгляд, также можно назвать тьмой. Непонятного в этих качествах нет, в общем, ничего. Но есть неприятное.

- А вот на это я могу тебе ответить сразу. Неприятно то, что тень может заслонить все и стать преобладающей. То есть из двух сторон противоречия останется одна, и движение остановится навсегда. В отдельно взятой реке или конкретной феа. Когда побочное явление вытеснит основное. Когда останется ярость без азарта, взбитая пена без течения. Это страшно.

Макалаурэ вдруг почувствовал, что тема разговора увлекает Мелькора вполне искренне, как и его самого.  Но почему? Сын Феанора давно уже мучился от странных мыслей и ощущений, о которых не мог прямо сказать никому из родных, потому что пока не подобрал правильных слов. Неужели Мелькору тоже такие вещи приходили в голову? Но уж он-то мог наверняка разобраться в природе этих ощущений и справиться с ними. А если так,  чем же может заинтересовать одного из валар мнение одного из эльдар, не самого мудрого притом?
      - Наблюдать такое явление в действительности мне пока не приходилось, - медленно ответил он после нескольких минут раздумья. - Но если рассуждать логически, если долго лить воду даже в очень большую чашу, она обязательно переполнится. так и любое чувство в нашей душе.
      Он хотел добавить, что замечает дурное настроение и раздражительность своих близких все чаще, но все-таки удержался от такой откровенности. Мелькору явно незачем было знать об этом...

Макалаурэ мог бы сразу ответить: "наблюдение за родными".  Но опять воздержался.
    - Сильного, всепоглощающего гнева при мне пока никто не проявлял. А вот азарт я видел, и не один раз. На охоте, во время споров о сложных вещах, в кузнице... Именно видел, со стороны - сам я всегда помню, что у каждого явления, у каждого слова есть несколько сторон.  И должен признаться, мои сородичи, охваченные азартом, зачастую выглядят и ведут себя... не слишком привлекательно.

Макалаурэ не выдержал и позволил себе наконец сесть на каменный пол, скрестив ноги - так ему было удобнее.  разговор затягивал его, и он не сопротивлялся - было ужасно интересно... примерно как играть с волнами прибоя - удержишься или тебя утащит? 
       - Мой азарт... он тихий, - подумав, сказал он. - Его почти не видно снаружи.  Всяческие состязания, вроде бросания камешков в волны,  как забавляются иногда детишки в Альквалонде, или конные скачки, или охота, - азарта у меня не вызывают. А вот когда пробираюсь по незнакомому лесу или горному склону, меня так и тянет зайти за следующий поворот, сойти в новую долину или обогнуть холм - а что там? Может, удивительная красота? Или невиданное прежде существо? Мне бывает трудно остановиться, иной раз так заносит, что уж и не знаю, как обратно вернуться. Потом успокаиваюсь, азарт уходит, остается добыча - память о новых местах, цветах, птицах, обо всем, что попалось в пути, даже если ничего особенного не нашел. И мне становится тепло и спокойно...

Макалаурэ вздрогнул, будто его что-то укололо.  В вопросе собеседника ему послышался намек...  или какое-то намерение, весьма далекое от дружеского.  Хотя внешне, казалось бы, никаких признаков этого не наблюдалось. По-хорошему следовало бы на этом прервать разговор, пусть даже не слишком вежливо, но это значило сбежать от трудной задачи, а сын Феанора предпочитал их не избегать, а решать.
          - Из своих путешествий я принес убеждение, что мир вещественный не может быть ни дружественным к нам, ни враждебным. Его можно исследовать, использовать, улучшить, он может нравиться или не нравиться - но если кому-то не нравятся горы, например, он может просто в них не ходить. И будет счастлив на равнинах. Тревогу, волнение,  испуг могут породить, по-моему, только нелады в мире духовном: когда ты чего-то не можешь постичь, лишаешься уверенности в своих способностях, сомневаешься в ком-то близком... такие вещи меня иногда пугают.