Сколько времени минуло с того часа, когда они с Майтимо сообщили отцу страшное известие? Макалаурэ не мог сказать. Чувство времени, как и все другие привычные чувства, замерли с наступлением тьмы. Он что-то делал, кому-то помогал, что-то произносил, куда-то двигался - но осознавал это не намного больше, чем сорванный ветром листок, упавший в воду, осознает, что его уносит вдаль непреодолимое течение. Только войдя следом за отцом на площадь, озаренную факелами, он ощутил, что оцепенение наконец-то проходит. Он мог все слышать, все видеть, более того, он все понимал... но думать сам не мог. У него не было в этот час своей воли, своего разумения. Если бы он мог отойти в сторону, сосредоточиться, он осознал бы, что страстные речи отца его пугают, а вот мудрые мнения Арафинве и Ингольдо созвучны его душе. Но отойти было некуда, тысячи глаз были устремлены сейчас на Феанаро и его детей, и у Канафинве не осталось выбора. Следом за Майтимо он произнес страшные, прекрасные и грозные слова клятвы, а потом молча слушал, как повторяют ее другие братья; но как только отзвучало последнее слово, он ощутил острую боль в сердце. Он готов был расстаться с Тирионом, его не пугала мысль о походе в неведомый, широкий и опасный мир. Но отчетливое ощущение непоправимой и роковой ошибки не оставляло его больше. Чтобы заглушить его, он стал обдумывать, что нужно будет взять с собой в дорогу, а потом вдруг понял, что нужно срочно отыскать Ингольдо и переговорить с ним.
