Линтаур улыбнулся.
- Мне нравится. Они будут мне подпевать, - коснулся пальцами колокольчиков.
Он чуть склонился, чтобы её было удобнее надевать венок. Потом взял за руку, легко потянул за собой.
- Сейчас я буду рассказывать. Сядь рядом, прошу.

Ну да, - он рассмеялся. – И песня может сделать это лучше всего.
Он умел шить и резать по дереву, мог сплести пояс или выткать узор, мог отполировать камень или вырастить сад, множество ремесел и умений он освоил, почти всё, что встречал, было ему интересно, но всё это он умел как любой квенди. Но то, за что его помнили и то, что дало ему имя, не оставалось в вещах, только в памяти. Песня – это было его существование. Перелетная птица, но не простая неусидчивость гнали его в путь, а желание увидеть как можно больше, сохранить в памяти, и дать увидеть другим, создавая из невесомой ткани мелодии и напева образы, на миг показывая то, что может лежать далеко за границами здесь и сейчас. Его песни могли и иное, но сейчас он собирался рассказывать.
Вокруг расположились те, кто пришел послушать. Множество лиц, осиянных звездным светом, множество глаз, устремленных на него, множество душ, готовых ответить его песне. Стало легко, невероятное счастье родства захватило его.
Пальцы нежно коснулись струн арфы, он запел, устремляясь к душам тех, кто слушал его. И как-то само собой получилось, что первая его песня была не о Белерианде. Он словно путешествовал назад, под своды лесов на берегах величественного Андуина. Там, в тени громадных деревьев, среди лютиков, ромашек и васильков шел широким шагом, напевая себе под нос большой и радостный муж, деревья качали ветвями, приветствуя его, а он смеялся и пел им в ответ: «Том-бурум-том». Там сверкала водяная пыль над бурлящими раскатами водопада. Там стаи перелетных птиц застилали небо. Так рассказывал он, возвращая многих к местам, где они шли или родились.

Отредактировано Линтаур (2014-06-28 11:50:02)

- Давно, - отложил арфу, перевода дух и давая слушателям обсудить и обдумать песню и свои мысли. – Последний раз еще до прихода наугрим. Потом они поселились на перевалах, у них был Но и здесь хватает мест, где я не был еще. О, вот про наугрим тоже есть что рассказать, - тема следующей песни пришла сама собой.

- Далековато, - согласился Линтаур. – У них чудной язык, но, ты знаешь, им очень понравились руны Даэрона. Я видел, высеченные на камнях их руками. Быть может, Даэрон предвидел, что его творение будет связующим звеном?
Линтаур любил горы, любил карабкаться по отвесным скалам, вдыхать прозрачный, особенный их воздух, смотреть с высоты на лежащий перед ним мир. Но никогда ему не хотелось в глубину, в недра самих скал. Ему даже казалось, что эти недра могут быть наполнены тьмой. Но наугрим, напротив, казались высеченными из самих этих скал, они и жили внутри них. И Линтаур начал приходить в горы, ища не высоты, но глубины. Издалека слушал он песню их жизни.
- А что ты слышала про них? – это было любопытно.

- Про то, как они умирают сами по себе, ничего не знаю, - не хотелось бы говорить о таком, но спрошено. – А если их убить оружием, умирают как все. Язык у них не жесткий, скорее, - он чуть подумал, подбирая слова, - ритмичный, как мотом по наковальне и… веселый, сильный. А, - он махнул рукой, - чего говорить, я же петь собирался. Вот и спою.
Он было взялся за арфу, но, пожалуй, для этой песни он не найдет здесь инструмента. Поэтому, набрав в грудь больше воздуха, завел незнакомый никому напев, только голосом, без слов. Это была не его мелодия, но то, что слышал он от самих наугрим, отдыхавших у костра на своем пути в Дориат. И был в ней рокот и звон, и задумчивый говор мастера, занятого своим делом.
А потом он принялся рассказывать. О том, что видел и знал сам, без слухов и побасенок. Но песня эта не была похожа на песни квенди, ритмичным речитативом она была. И все же, в ней звучала музыка, своя, особенная. Ревели огнем горны, звенели наковальни под ударами молотов, сыпались драгоценные камни и пели, обретая форму и огранку, глубокое эхо широчайших пещер, далекий рокот глубочайших разломов, жар и металл, камень и вдохновение, руки мастера, что любовно держат своё творение, веселый, грубоватый смех и боевой клич, похожий на каменную волну самих гор. Он рассказал о мастерах, которых видел в Менегроте, рассказал он и о том, сколь доблестны и упорны наугрим в сражении и защите себя, рассказал о почтении их к Ауле, о дивных творениях их рук, которые пришлось ему видеть и держать, и про оружие и доспехи рассказал, что подарили смерть многим тварям и спасли много жизней, о веселье их рассказал и о простоватых шутках, что видел на одном пиру.
Песня получилась не такой и длиной, знал Линтаур про наугрим не так и много, но всё еще впереди. От непривычного напряжения пересохло немного горло, он потянулся за кружкой.
- Вот и всё что я знаю пока.

- Спасибо, Хисвэ, я рад, что понравилось, - хорошо, когда удается новое.
Линтаур махнул рукой, передавая слово желающим. Сам же встал, потягиваясь. Последняя песня отняла неожиданно много сил. Надо было всё-таки поспать подольше.
Лайквендо глянул на целительницу.
- Чем хочешь заняться? Послушаем или еще потанцуем?

Да уж, она не могла не заметить, что усталость снова выбирается из каждой частички тела. Он благодарно кивнул:
- Нехорошо, я обещал многое рассказать, но тут и без меня теперь будет весело долго.
Он оглянулся на настраивающего под себя арфу митримца.
- Давай я только одну песню послушаю, и ты отправишь меня отдыхать, - благодарно коснулся её руки.

А Линтаур не смеялся. Нет, песня была смешная и на душе у него было счастливо. Он сидел, откинув голову, так что было видно звезды над ней, и улыбался. Он слушал смех вокруг и это было здорово. Отчего-то именно этот смех, а не сама песня, звучал для него сильнее, ярче, ближе. И лайквендо отдался моменту, впитывая всю радость этого праздника.
Смех звучал даже тогда, когда песня закончилась, певцу хлопали, поддразнивали, поднесли чашу. Линтаур встал, на это потребовалось усилие. Нет, не ногам, а душе, которая не хотела двигаться. Склонился к деве:
- Я пойду.

- Это когда я, вообще, где-то терялся? – возмущенно-шутливо фыркнул лайквендо.
Он ушел, не став ни с кем прощаться. Просто тихо убрался с праздника, дорога в одиночестве, а не с провожатыми казалась ему привлекательней.
В домике Хисвэ он осмотрелся, ища где бы поместиться. Потом заприметил покрывало у кровати, удовлетворенно кивнул. Разворошил угли в камине, добавил дров, огонь весело принялся за своё пиршество. Завернувшись в покрывало, лайквенди улегся у огня на пол, улыбнулся теплым язычкам пламени и уже через три вдоха спал непробудным сном, какой можно позволить себе только в безопасном месте.

Линтаур спал долго, очень долго, почти не вертелся. Что-то снилось ему, лицо то хмурилось, то улыбалось, то искажалось в гневе или боли, то снова разглаживалось и становилось задумчивым. Но, наконец, и тело и лицо его расслабились, раскинувшись и сбросив покрывало, он тихо посапывал у погасшего камина.
Проснувшись, он еще некоторое время не открывал глаз. Прислушивался к звукам, принюхивался к запахам этого дома. Улыбался, потому что было хорошо и спокойно.

- Дооолго же я спал, - Линтаур открыл глаза, спросонья щурясь. Он чуть отодвинулся от камина, чтобы не мешать хозяйке. Вставать не хотелось, он и лежал с дурашливо-довольной улыбкой на лице. – Тебе помочь?

- Не, праздники меня не утомляют, но я от последнего жилья до вас месяца три добирался. А в дороге я обычно немного сплю.
Всё, лежать дальше было бессмысленно.
- Отдохнул я прекрасно, так чудно выспался, - улыбнулся он Хисвэ. – Только теперь голоден жутко. Давай чего-нибудь приготовлю. Надо было на празднике захватить с собой, не возились бы сразу. Ну да поздно уже.
Тем временем лайквендо встал, добрался до сумки и достал гребень. Волосы во время сна растрепались. Он уселся на лавку и принялся приводить их в порядок.
- А зеленый тебе тоже идет, ты знаешь? - подмигнул он синдэ.

- Чай это замечательно, - Линтаур кивнул, убирая гребень на место. Привычка, которая он уже даже не помнил когда взялась. Мало ли как быстро придется собираться и идти куда-нибудь. Он пододвинул свою чашку поближе к ней, чтобы не тянуться.
- А из чего у тебя есть приготовить? Ну, точнее, чего бы желалось?

Линтаур отказываться от меда не стал, две ложки размешал в чашке. Вдохнул душистый, сладкий запах.
- Хорошо, - заулыбался.
Повертел чашку в руках, отпил.
- Хисвэ, - он почему-то отвел взгляд, - я поживу у тебя немного? Ты скажи, если тебе неудобно, тут есть кто меня примет.