- Воевать они умеют, - кивнул Линтаур. – Они очень… упорные. И в бою тоже. Они сражались с нами в союзе, когда Дориат и Оссирианд объединились. Прикрывали отступы к горам и уничтожили отряды орков, которым удалось уйти от воинов Дориата.
Лайквендо улыбнулся нолдо.
- Это не допрос, я понимаю, что тебе важно и нужно знать. Я же не против, спрашивай. Я буду отвечать. А петь через силу не стоит. Это была простая просьба.

- О Феанаро, - не задумываясь, ответил Линтаур. Но тут же осёкся, это скорее всего была больная тема. – Если есть такие песни. И… если возможно.

- Расскажи, - согласно кивнул лайквендо.
А вот вопрос нолдо заставил его ненадолго задуматься. Одно дело знать внутри себя, другое дело сказать словами. Иногда это было просто, иногда требовалось подумать.
- Потому что он был тем, кто привёл вас в Эндорэ. Я ведь прав? А для меня это очень много значит. И пусть даже вы не вернулись, но, всё же, вы пришли.Я бы хотел знать, кто он был, сын Финвэ… и ваш отец. Тот, за кем в эти незащищенные края пошли не знавшие до того невзгод и ранений. Мне, кажется, он достоин песен.

Быть лучшим… Быть лучшим и отдавать тому чем занимаешься силы и душу, было по мнению лайквендо всё же немного разным стремлением.
- Да, заметил. Но вы сами тоже их по-разному произносите. Почему так? Я всё хотел спросить, но разговор не доходил.
И всё же он спросил:
- А каким он был для тебя? Не для всех, а для тебя?

- Наверное, таким и должен быть отец, - улыбнулся Линтаур.
Впрочем, что бы ни говорил Макалаурэ, но чувствовалось, что он говорит не только о себе, не только о своих ощущениях. А, быть может, Эти лишь казалось.
- Так почему вы сами по-разному говорите на своём языке?

Линтаур слушал нолдо, не перебивая, внимательно, стараясь услышать не только то, что сказано, благо голос у Канафинвэ был богатый, выразительный. А тот увлёкся, настолько, что даже немного подзабыл о чём сам спрашивал лайквендо.
- У Куйвиэнен мы разговаривали все на одном языке. Только вот постоянно придумывали новые слова. И все тут же их узнавали и повторяли.
Можно было бы, на волне этакого порыва, начать расспрашивать Канафинвэ о том, о чём они все молчали или говорили неохотно, но Линтаур не стал. Возможно, потому что не хотел портить вечер. Возможно, оттого, что уже понимал кое-что. Это были догадки, но он чувствовал, что догадки верные. А если так, то для подобного разговора нужно другое время.
- На самом деле, мне нравится эта ваша решимость. Бояться, ведь, гораздо проще. Решить, что проще спрятаться и тогда беда обойдёт стороной.

- Напротив, - улыбнулся Линтаур. - Я как раз прячусь и у меня это отлично получается. Мы ведь почти с этого и начали? Но нравится может не только то, чем ты сам обладаешь, но и то, что отличается от тебя. Может случиться даже так, что это будет нравится даже больше всего.
Он поглядел на огонёк жаровни.
- Ты знаешь, это ведь очень желанно - жить в мире и спокойствии. И, когда есть такая возможность, пусть даже ценой некоторых жертв... невольно начинаешь думать, что может так оно и надо. И эти мысли... в них нет ничего плохого, а оттого так сложно найти другие. Жить надеждой, когда, казалось бы, её уже нет и не будет. Причем, иногда ты даже не знаешь, на что надеешься.
Он тряхнул головой.
- Жизнь в Эндорэ никогда не была простой, - он улыбнулся. - Но, может, оттого я еще сильнее её люблю?

- Но я и не сказал, что я выбрал мирную и спокойную жизнь. Я лишь сказал, что это был трудный выбор.
Вздохнул.
- И в темные горы я ходил не с целью, а с надеждой. Что хоть кому-то повезло. Это ведь другое, - он еще раз вздохнул. - Не бороться, а надеяться на везение.
Он задумчиво провёл рукой по карте.
- Последние годы здесь были отмечены тревогой. И я находил всё больше и больше плохих предостережений. И мысль, что мы не справимся, не раз меня посещала. Ваш приход... ты не представляешь какую радость я испытал. Особенно, увидев какой решимостью горят глаза Каламирэ.
Он поднял глаза и привычная улыбка снова осветила его лицо, словно он только что не говорил о вещах тяжёлых.
- Интересно, а как ты представлял те земли, в которые плыл?

Линтаур рассмеялся.
- Я могу повторять тебе этот вопрос хоть каждый год. Потому что ты постоянно будешь находить их новыми. И всё же, - любопытство толкало быть настойчивым, - какими ты их представлял и увидел?

Линтаур озадаченно поглядел на собеседника. То ли тот сильно устал, что ли сам себе противоречил, то ли, что вероятнее, думал о чём-то своём. Всегда непонятно, когда выпадает середина рассуждений.
- В твоей голове сейчас было слишком много мыслей, Макалаурэ, - улыбнулся. - Но что-то я понял. Наверное, главное понял.
Он подбросил дров в жаровню.
- Я не могу сказать, что эти земли изменились с тех пор, как открыл глаза. Но вот я изменился. И смотрю на них теперь уже другими глазами. Так что и для меня они стали иными. И мне это даже нравится. Каждый раз можно найти что-то новое и не увиденное. Хотя...
Он обернулся, словно хотел что-то разглядеть через полог шатра.
- Теперь всё и правда изменилось. Два светила сделали эти земли совсем другими. Возможно, теперь они станут еще прекраснее. Но я ... теперь люблю ночи.
Встряхнул головой, уж больно грустно это получилось. Как на самом деле не было.
- Ваши дозорные уже привыкли, что я ухожу по ночам, - улыбнулся.

Линтаур нахмурился, долго глядел на Макалаурэ и глаза его были темны.
- Вы принесли с собой столько печали, сколько я еще не видел в этих землях, - казалось, он даже сердит. Но лишь показалось, голос вновь стал задумчивым и мягким. - Она в твоих глазах и её глазами ты смотришь на всё вокруг. Но, знаешь... радость она тоже острее и сильнее, когда знаешь горе. Если пережил его, по-другому понимаешь, как же прекрасен мир, не как утверждение, что это так, ты можешь это на самом деле понять. Хотя, говоря это, я и прав, и не прав.  Потому что не знать горя и печали это прекрасно. Но печалиться о существовании печали... мне кажется излишним, - он тихо рассмеялся.

- Много, - кивнул Линтаур. - И это не боль потерь. Не только она, что-то еще. Ты прости, если ты не хотел это слышать. Но ты спросил.
И в том, как отводил глаза Макалаурэ, пряча взгляд, тоже была эта боль.
- Я понимаю, что не было. Но всё, что есть в нас, мы несем с собой. Так что, не переживай, что тебя неправильно поймут и обидятся, - лайквендо тоже понял что-то по-своему.

Столько надежды было в голосе Макалаурэ, что казалось сам воздух вздрогнул. Лайквендо поднялся, легкая рука легла на плечо нолдо.
- Ты и сам всё сказал, - улыбнулся Линтаур. - А раз ты знаешь, что нужно сделать, чего хочешь, это произойдет. Улыбаться не такая уж сложная наука. Ею можно овладеть не один раз.
Кончик пальца коснулся уголка губ Канафинвэ.
- Она всего лишь прячется вот тут.
Ладонь коснулась груди, напротив сердца Макалаурэ.
- И тут.

Но Линатур не дал ему просто так уйти, перехватил руку, задержал.
- Макалаурэ, нельзя так прятаться, не нужно, - в голосе его звучало сейчас вовсе не увещевание, может быть отголосок сопереживания. - От себя не спрячешься, от того что было тоже, даже от того, что будет. Мы все мастера пряток, да только от этого еще больнее. Я не знаю в чем твоя боль, но... - в черных глазах ни капли равнодушия или благодушия, - я знаю, что нельзя с ней носиться как с драгоценностью. Прости, если сейчас говорю неприятное. Но вы всё молчите, будто лелеете свою печаль.
Он внезапно понял, что все еще держит нолдо, отпустил, отступил, смутился.
- Прости. Но ты меня разозлил немного.