- Они все равно, наверное, уже разговаривают, - сказал Нолофинвэ, глянув за окно. - Майтимо, я знаю, чтобы я сделал на твоем месте... но это жестоко.

- Я бы пошел туда. Ну, если бы вообще был в состоянии это сделать. И предложил бы сперва выслушать, а потом... уже как-то отвечать за свои слова. Легко ненавидеть на расстоянии, и очень сложно - глядя прямо в лицо. Если тот, кого ты ненавидишь сейчас и готов на словах убить, еще недавно был тебе другом и братом. Но это жестоко по отношению к тебе в первую очередь. К ним... тоже, но они и так живут с этой болью. И это опасно. Во третья причина, по которой не стоит так поступать. Знаешь, это ведь очень страшно, когда начинаешь верить, что тебя могут убить. Свои. Пусть это только угрозы, слова,  но когда на мгновение в этих угрозах появляется что-то... весомое, когда веришь в то, что меч может быть вынут из ножен не просто так, это очень страшно.
Он говорил снова ровно и глухо.

- Я думаю, - нехотя сказал Нолофинвэ, - что вопрос королевской власти их сейчас волнует меньше всего. Равно как и то, кто кого хотел куда выгнать. Это... вообще семейное, а я вроде бы отучил всех говорить о моей семье, какой бы она ни была. Что касается первого... я так и не решил, стоит ли тебе говорить сейчас, но раз разговор именно об этом. Нельо, после того, как Феанаро отказался от части своего народа, я вернул себе то, что отдал ему после смерти Финвэ. Мы все равно разделились, на оставшихся и изгнанников. Тех же, кто пошел через льды, должен был вести не отвергнутый брат короля. Сам понимаешь.

- Канафинвэ знает, я ему сказал, - ответил Нолофинвэ. - Да он и сам понял, по его словам, еще в первую нашу встречу. От остальных вроде бы тоже намеренно не скрывали, но что они слышали и что поняли, я не знаю. Я не собирался иметь с вами дела, и уж точно не предполагал, что Феанаро погибнет и придется разговаривать обо всем этом с тобой...

Нолофинвэ смотрел на него, прикусив губу. Потом шагнул к постели, сел на нее, протянул руку, потом так и замер. Сказал с неловкой усмешкой.
- Я бы знаешь, тебя сейчас обнял, но после прошлого раза опасаюсь. Ты... неправ. Но ты по-прежнему славный и честный, и я рад, что тебя все это не... не изменило и не сломало. Я рад, что ошибался.

- Обсудим потом, - кивнул Нолофинвэ. - Кроме одного. Знаешь, Майтимо... количество рук не делает кого-то лучшим или худшим. Особенно, если речь идет о правителе. Там... кое-что другое нужно, и это у тебя есть. Да и старше я... не так уж намного.
Он чуть улыбнулся на последних слоах, потом встал, глянул за окно. Сказал, не оборачиваясь:
- Думаю да, они уже разговаривают. И думаю, он переживет, если ты действительно готов... говорить.  Только ты еще раз подумай. Это совершенное безумие и безрассудство, тащить тебя туда, и я сам себе удивляюсь, что вообще о том заговорил.

- Уж постараюсь, - хмыкнул Нолмэ. - Должна от власти быть и польза иногда.
Он  вышел за дверь, коротко переговорил с кем-то в коридоре, вернулся.
- Сейчас принесут. У тебя есть что-нибудь еще из одежды? Там у озера по вечерам прохладно.

- Я так и подумал. Одежду тоже принесут. К сожалению, новой предложить тебе не могу, только свое. Ты повыше меня, конечно... но это ничего.

- Запасной план в том, что ты и остальные - внуки моего отца, дети моего брата, - хмуро сказал Нолофинвэ. - И тем, кто кричал, что я их король, придется с этим как-то смириться. А тем, кто забыл, я скажу, как сказал Лайресулу. Если кто-то начнет оскорблять тебя, братьев твоих или  Феанаро, я напомню, что говорят они о моей семье. Второго Арамана не будет, Майтимо. Потому что все, чего они хотели там, они получили. Вопрос - какой ценой... но о потерях не говорят с той легкостью, и на чужой крови не устраивают пустых свар.
Он помолчал и добавил, глядя на пламя свечки:
- Я... знаю, что ты не жег корабли. Говорить об этом я не буду, станет только хуже для остальных, но я знаю. И это тоже та самая правота, которая позволяет стоять до конца.

- Не знаю, кого ты просил, но мне сказали. Еще... в общем, я и в прошлый раз это знал, когда мы с тобой разговаривали.
Он хмыкнул, оторвался от созерцания свечки, посмотрел на Майтимо.
- Подходит тебе такой план? Другого у меня нет.

- Макалаурэ, - ответил Нолмэ. - Я с ним говорил... наверное, жестко. И, видимо, он испугался за тебя.

Нолофинвэ посмотрел на него, на лице не читалось ничего.
- Я на нем не отыгрывался, - сказал он бесцветно. - Можешь сам у него спросить. Я задал один вопрос... и он был не о том, кто и что жег. Да, наверное, можно было обойтись без вопросов. Но мне было важно услышать ответ. В том числе для того, чтобы решить, могу я вообще с кем-то из вас разговаривать, и стоит ли это делать. Ответ оказался... не совсем тем,  и не совсем таким, который я ожидал. Тогда я понял, что да, это было излишне жестко. Подумай о том, что если бы я хотел, как ты выражаешься, отыграться, я не стал бы говорить тебе всего того, что недавно говорил.

- Разговаривать мне тоже предлагаешь только с тобой? - Нолмэ встал и движение получилось слишком резким, только оно и выдавало какие-то чувства. - Майтимо, я... понимаю твое желание защитить братьев. Я, заметь, не стал запрещать кому-либо из них здесь появляться, хотя некоторые из них ни малейшего сожаления по поводу совершенного явно не испытывают. Мне в общем, было неважно, кто из вас в этом участвовал, я вообще-то предполагал, что все. Мне нужно было знать другое... чтобы объяснить для себя, почему я готов простить предательство и смерти и снова говорить с кем-то из вас, как с близкими, а не просто как с возможными союзниками  и соседями. Хотя бы с Макалаурэ. Можно было не спрашивать, я даже думаю, что вряд ли стану спрашивать остальных, потому что ни к чему хорошему это не приведет. Захотят - сами придут поговорить. Так что это было не попыткой отыграться, а единственной возможностью вернуть что-то, что было. А твои... предположения, что я таким образом выбрал себе объект для мести... если ты хотел меня задеть, тебе удалось.

- Я тогда понял, что если я не могу простить, то чего требовать от остальных. А это... по щелчку пальцев не делается. Я много думал об этом и раньше и после того, как вы вернулись. Иногда мне казалось что да, перед настоящим Врагом распри и ссоры неважны, что тот, к кому у меня действительно много вопросов, мертв, а вы лишь его сыновья, и да, мы она семья. Потом вспоминал, как... - он оборвал сам себя на полуслове, закончил жестко и коротко. - Мне было, что вспоминать, поверь. И имен тоже... хватало на всю ночь.  Я понял, что да, некоторые ошибки неисправимы, но тогда мне стоит возненавидеть и собственного сына за резню в Альквалондэ. И что в конечном счете важно не сделанное, а то, что какой след оно оставило в душе и чем отзывается. Стало сразу проще и яснее.