Все эти многозначительные детали не ускользнули от внимания Канафинве, который с утра сидел здесь, в книжном чертоге, - что-то искал, сам не зная, что именно; он брал то одну книгу, то другую, разворачивал старые свитки,  но разве можно найти ответ, если не знаешь, собственно, в чем заключается вопрос? Он даже обрадовался вторжению младшего брата.
       - Что это с тобой? - полюбовавшись, спросил он. - Красный и синий неплохо сочетаются, но чтобы это установить, можно было наделать клякс не на себе самом, а на каком-нибудь листке!

- На мой взгляд, тот, кто занят работой всерьёз, умеет работать, не пачкаясь, почти или совсем.  - Канафинвэ захлопнул очередной том, аккуратно поставил на место и встал, раздвинув руками книжный завал у своих колен. -  Ты сам из своей мастерской редко выходишь испачканным... настолько. Значит, ты делал что-то не совсем привычное. Я угадал?

- Ох, ну ты и горазд вспыхивать от малейшей искры! - усмехнулся старший. - Разумеется, я знаю, что писать ты умеешь. В смысле выводить буквы на любом пригодном материале.  У тебя хороший почерк и ошибок ты не делаешь, в полном согласии с общей твоей тягой всё упорядочивать.  Я имею в виду, что ты писал явно что-то непривычное для тебя. Угадал?

- Северные земли? - брови Кано высоко поднялись в удивлении. - Странный интерес! Ну, я понимаю, ты любишь там гулять... в том числе и с девами, но писать-то о чём? Темно, холодно, снег и лёд.  Все. Какая же глава настолько не дает тебе покоя?

- Ты совершенно прав, а я всего лишь хотел пошутить. Насчет дев ты меня прости, - потирая лоб, отозвался Кано. - Мне иногда снятся очень живые сны, а потом я забываю, что их не было в действительности. А что касается внимания, скольжения по верхам... Мне было бы впору обидеться, но не на тебя, брат.
        Он сгреб в сторону свитки и книги, которые долго пришлось бы расставлять по местам, похлопал ладонью по зеленому ковру с узором весенних цветов:
        - Садись, будь добр, давай спокойно  поговорим.

- Север вообще отчего-то часто всплывает в этих моих снах.  Отчего - и думать не хочу. Вот в этом вопросе точно не хочется уходить в глубину.  И все-таки я прошу тебя прислушаться именно к моим словам, а не к тем их отзвукам, которые ты берёшь из своей души, преломленные твоим характером и мнениями.  Каждый из нас может охватить мыслью очень многое. Но никто - даже великие Валар - не могут охватывать все им доступное знание одинаково сильно и глубоко.  Яванна понимает, чем так нравится ее супругу кузнечное ремесло, но вникать в него не будет. Нужно сосредоточиться, чтобы чего-то по-настоящему великого достичь.  Вот Финарато страдает от того, что у него это не выходит. Так вот, брат мой, я думал сперва о звуках и словах, потом об их смыслах, скрытых и явных, потом о законах их сочетания, - потом я понял, что все это напрямую связано с жизнью мира, в ней источник всех слов и смыслов. И тогда я стал видеть нашу жизнь... ну, как бы поточнее сказать... пластами. Я очень многое вижу, Морьо. Вижу больше, чувствую острее, чем многие. Но все это мешает мне приходить в кузницу и совершенствоваться в ремесле, которое так нравится вам всем...
           Кано встряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и его волосы цвета старого серебра мгновенно с готовностью взлохматились и легли неправильными прядями на плечи и спину.
         - И вот из-за этих моих неуспехов кому-то кажется, что я вообще ни на что не способен.  И кто-то не желает задуматься над моими словами. А я чую, брат, чую какие-то странные, неуловимые изменения, как будто воздух в Тирионе стал горчить...  Знаешь, как будто где-то тлеет незатушеный костер, и дым расходится далеко-далеко: уже невидимый, но горький. И все наши раздражения, и ссоры, и стычки последнего времени кажутся мне связанными с этой горечью. Вот так...

Макалаурэ прищелкнул пальцами от досады: опять не то!  Он понимал, что говорить о том, что его тревожит, следовало намного яснее и четче и, наверно, это ему удалось бы, но он попросту боялся уточнять свои смутные, ни на что не похожие видения. Поднявшись с ковра, он подошел к брату, положил ему руку на плечо:
     - Найти новое дело для тех, кто творит при помощи материи Арды, нелегко. Тем более такое, чтобы увлекло многих. Мне в этом смысле проще, я могу вообще никуда не выходить и думать, думать, и записывать...  Ты очень любишь ясность и порядок, я знаю. Потому и правду говоришь прямо, без обиняков. Неужели ты не замечаешь, что после этого ясности становится меньше, а не больше? Вся беда в том, что правда у каждого своя, как у каждого орла своя добыча.  Я не считаю тех, кто не ценит моего дара, глупцами. Им он просто не нужен, вот и все. Я не обижен, а огорчен, - разница между этими словами велика, заметь. Знаешь, я тоже хочу, чтобы вокруг все было уравновешено и упорядочено. Но как этого добиться, если все феар такие разные? Приводить вещи в порядок - это полдела, Морьо!

- О том, что мне нужно и чего не хватает как певцу, пожалуй, говорить не стоит ни с тобой, ни с кем иным, - Макалаурэ вздохнул, принимая решение "отныне и навсегда". -  А вот о том, кто меня огорчает как сына Феанора и внука Финвэ, я сказать могу.  Огорчает всякий, кто косо смотрит на другого, кто не сдерживает своей злости и ярости, кто пренебрежительно смотрит сверху вниз на родичей младших домов лишь потому, что имел счастье родиться в старшем доме. Ссор стало больше за последнее время. Они перестают быть случайными вспышками, они уже не касаются наших дел в мастерских. И еще - стали множиться злые слова. Уродливые, не выражающие ничего, кроме желания кого-то принизить, что-то обесценить. Атаринкэ сказал про Артанис: "смазливая девчонка". Что эти слова значат? То же, что "прекрасная дева"? По смыслу вроде бы то же. А по тону... Вы - мои братья, я помню, как вы являлись на свет, какие были маленькими, помню, как меня радовало ваше взросление. Много радости вы принесли старшим, хоть и хлопот много. Эту радость невозможно забыть, исказить,  но теперь к ней примешивается горечь изменения -  ты понимаешь меня? Или тебе опять кажется, что я хочу тебя поучать, наставлять и так далее?

Майтимо, по своему обыкновению, в библиотеку вошел на повышенной скорости. Счастливо избежав столкновения с одним из книжных шкафов, он увидел братьев.

- О, Морьо, Кано! Привет! Вы не видели, где лежит книга с описаниями свойств горных пород? - поинтересовался он.

Макалаурэ тоже испытал облегчение: он понял, что решение "отныне и навсегда" придется распространить и на попытки объясниться с братьями... во всяком случае, с Морьо и Атаринкэ. Майтимо, самый лучший старший брат, единственный, при ком можно чувствовать себя младшим - а это так приятно!... Как кстати он появился!

- Скажем так, взаимопонимание - оно либо есть, либо его нет. - пожал плечами Майтимо. - Я как-то даже не представляю, какой смысл к нему призывать.

- Ну вот, мы тут есть оба, - улыбнулся Макалаурэ. Ему пришло в голову, что чем раздражаться из-за особенностей характера Морьо,  проще и для души полезней будет любоваться ими. Если получится, конечно. - Говори, пожалуйста. Если Майтимо не возражает и не спешит.