Макалаурэ остановился, заметив брата. Через плечо у него был перекинут серый теплый плащ, на поясе висел охотничий нож.
        - Вот странно! - улыбнулся он. - И ты приобрел привычку сидеть на перилах, как Майтимо?

- Я хочу сходить не в лес, а в горы, - уточнил Макалаурэ. - По настроению мне сейчас нужны камень, прохлада и суровость. И уйду я скоро. Не для тебя я могу и задержаться. Только давай не торчать тут, где все ходят туда-сюда. Придумай место, где можно посидеть!

- Пошли, - сказал старший брат. - тем более я давно к тебе не заходил.

Макалаурэ подошел к столу, перебрал камни, повертел, подставляя к свету разные грани.
       - Что это будет? Ты соединишь их с металлом?

"Любопытно! - подумал Канафинвэ. - Тонкий венец - это скорее всего для женщины. Для кого же? Рыжих у нас не так много... почти что и нет..."
        - А! - догадался он. - Это для мамы? Праздничный?

- Что ты хочешь услышать "начистоту"? - уточнил Макалаурэ. - Мы с тобой в последнее время только и делаем, что пытаемся достучаться дру до друга...

- Морьо! - от досады Макалаурэ прищелкнул пальцами. - Конечно, ты ощущаешь, и меня действительно перекашивает, но причём тут нелюбовь? Как я могу не любить тебя, брат? Ты помнишь себя маленьким? Помнишь, как я брал тебя с собою в лес и учил делать фигурки из жёлудей и каштанов? Помнишь, какие песенки тебе сочинял?  Это похоже на равнодушие или нелюбовь? И с тех пор ничего не изменилось, поверь, просто каждый из нас нашёл своё дело, мы больше заняты собой, реже можем говорить по душам, и потому нам стало труднее понимать друг друга.  Знаешь, как у деревьев нарастают кольца - нежная сердцевина остаётся внутри, а снаружи - твёрдая кора. Вот так и мы - растём рядом, а шелестим по-разному!

Макалаурэ присел на табурет, стоявший у рабочего стола, посмотрел на мгновенно вспыхнувшего Морьо и покачал головой:
       - Видишь, как у тебя всё устроено в душе? Тебе нужно знать ответы на прямые, чётко определённые вопросы: что случилось, что делать, куда идти и так далее. В этом нет ничего плохого, такая черта есть у нашего отца, и ты, как и он, умеешь благодаря этому быстро достигать цели самым прямым путём.  И Атаринке тоже почти такой же, в общем, считай, вся семья в той или иной степени этим отличается. А мастеру иным быть и нельзя: металл, камень, дерево, глина иного обращения не поймут...

- Я понимаю далеко не всё. Такого не бывает даже с валар, сам знаешь.  Но как-то само собою получилось, что вещи наглядные, отчётливые меня мало интересуют. Я могу при желании сделать неплохое украшение, колечко, отковать какую-нибудь утварь для подарка, но мне ни с Майтимо не сравниться в этом, ни с Атаринке или с тобой. Я долго думал, почему мама назвала меня Макалаурэ - Златокователем: хотелось ли ей, чтобы я стал искусным ювелиром, или она имела в виду что-то иное? Постепенно я понял: моё золото - это свет, это музыка, это мысль.  Сперва мне просто нравилось придумывать мелодии и связывать их со словами - так, игры ради. Потом я осознал, что у нас никто ещё не задумывался над законами сложения музыки и песен, увлёкся... потом стал думать о происхождении музыки - ты же понимаешь, это логичный переход, верно? А отсюда уже был один шаг к мыслям о прошлом Арды, о смысле нашей жизни тут, о будущем...  очень сильно я углубился в это всё. Читаю, наблюдаю, сравниваю, ищу закономерности... Совместить с работой в кузнице или на кухне это обычно не удаётся. Но и показать всем результат моего труда - тоже трудно, понимаешь? Уложить в шкатулку, вынести и всем показать - что? Выводы, образы, созвучия? Пожалуйста, представь себе, как это сложно!

- Вот, - грустно вздохнул Канафинвэ. - Вот характерный пример. Я решил начать издалека для того, чтобы ты увидел ситуацию, так сказать, объёмно, и уже потом прямо ответить. А ты всё переворачиваешь по-своему, даже не дав себе труда дождаться, пока я закончу. Я НЕ ЖАЛУЮСЬ  на тяжесть своей работы. Я делаю, как и все мы, то, что люблю, мне интересно преодолевать трудности, как и всем нам. Я упомянул об этом только для того, чтобы объяснить, ПОЧЕМУ меня труднее понять, чем других. Отсюда идут все разговоры о моём высокомерии, о заносчивости, о зауми... Меня стыдят, поучают, высмеивают - и не выслушивает до конца никто, потому что мне нужно БОЛЬШЕ слов, чем другим, чтобы объясниться.  Я как-то не так на тебя смотрю? Тебе от этого больно, и ты полагаешь, что я этого не вижу, не чувствую?
        Он отвернулся и умолк, боясь, что сорвётся.

- Да, именно: слова - моё ремесло. Только необычное, согласен?

- Когда я пою, мелодия настраивает слушающих, открывает их души, и понимание происходит быстрее и легче. Певец и слушатели как бы начинают звучать в унисон. Но создать песню - дело долгое, мне порой приходится надолго уходить куда-нибудь, чтобы додумать две-три строчки  или напев. А мысли касаются многих предметов, и говорить о них нужно сразу - пока вопрос не решён, пока задача не определилась. При обычных разговорах каждый настроен на свой лад. И, скажем, если я найду правильные слова для мамы или для младших, то для тебя или для отца  моя речь может оказаться тёмной, лишённой смысла.  А теперь представь себе: вдруг ни с того ни с сего я начну вместо разговора петь - постоянно, всюду. Или отводить каждого собеседника в сторонку, повернувшись спиной к остальным, чтобы добиться понимания по одиночке от каждого. Здорово, верно?

- Ты совершенно точно сказал, - вздохнул Макалаурэ. - Даже среди семьи и друзей я остаюсь зачастую один... но это особое одиночество, и я готов смириться с этим, если мне дано будет что-то важное понять настолько, чтобы я мог поделиться со всеми и сделать нашу жизнь, наши отношения друг с другом лучше. И вот в поисках такого ключа я стал замечать странные вещи...

Макалаурэ подошёл к брату, положил ему руки на плечи и внимательно посмотрел в глаза:
        - Ты уходишь, - тихо сказал он. - Опять уходишь от понимания. Заслоняешься привычными мыслями, не хочешь впустить что-то новое в душу. Именно подобные странные вещи я и замечаю. И за собой тоже. Я раздражаюсь по пустякам, слова и звуки куда-то теряются. Я говорил об этом, и тебе, и другим. Казалось бы, тут и понимать нечего... Между нами кто-то или что-то возводит стены, брат. И это плохо кончится. Недаром в последнее время меня всё занимает мысль, что было бы, если бы Дерева вдруг стали светить слабее...
         Он еще раз посмотрел на Морьо и покачал головой:
         - Тебе это не нужно. Эти умствования, предчувствия, все эти неощутимые пустяки...  Слушай главное. Я тебя люблю, брат. Люблю таким, как ты есть. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, и никакие мои "косые", как тебе кажется, взгляды, никакие заумные речи не должны от тебя заслонять этой истины. И я беспокоюсь о тебе. Твоя привычка ходить напрямик по тёмным пещерам подвела уже тебя однажды - может подвести и ещё раз.