- Это неправда, мой друг, - Лаурэфиндэ отозвался, не отрываясь от работы. Но глаза его смеялись в ответ на радость Турукано и он был доволен, что не только к его удовольствию привели труды. – Ты и сам уже можешь не хуже. Ведь так?
Он встал, протягивая Турукано резец.
- На тебе дворец, - он указал на самый высокий кристалл льда посередине. Изящно поклонился, приглашая принца к работе, но в тот момент то была шутка, какую могут себе позволить друзья, - мой лорд.
И тут же сменив тон, вздернул подбородок, наставительно проворчал:
- И не забудь о гармонии, - но не выдержал, рассмеялся. – Турукано, не стой столбом, лучше выпили его.

- А может это у них такой обычай? И дружина следом, вот шуму-то будет. Представляешь, щиты положили и за королем!
Представленная картина поражала воображение своим величием и эпичностью. Она столь ярко и четко представилась, что Лаурэфиндэ прямо на ходу принялся напевать песенку о непоседливом короле и его верной дружине, которой тяжело приходилось с таким лордом. Нет, песенка шедевром не была, с резцами и пилками у нолдо выходило куда как лучше. Но король получился живой и веселый. А пока пелась песня, в городе начали появляться улицы, дома, беседки.

- Нет, - ответствовал Лаурэфиндэ, - но я знал пару непоседливых принцев и не одну. Или ты что же, считаешь, что твой отец, Нолофинвэ и брат его, Арафинвэ, были такими умудреными и рассудительными, когда едва до горна дотянулись? Да и теперь есть на кого посмотреть, для примера, - пилка в его руках указала на самого Турукано. Нолдо едва сдерживал смех, который мог испортить так тщательно выпиливаемый свод арки, больно хрупок был лед, осторожность и точность требовались как никогда.
- Да, Финвэ, Ингвэ и Ольвэ, - все три имени он произнес, не дрогнув голосом, обо все трое они были правителями эльдар, - не всегда были королями. Мы все были юны когда-то. И если тела наши были теми же, что и сейчас, но дух был столь же юн, как и у детей. И вытворяли мы не меньше, чем вы. Разве что, журить и наставлять нас было некому.
Защищать и учить тоже было некому. Но Лаурэфинвэ улыбнулся, вспоминая те дни.
- Что же, раз спросил, расскажу. Но только, по-моему, не сильно он отличался от того, что был в Амане. Он был смел, невероятно смел. Еще он был любопытен безмерно, всегда что-то искал, то камень новый притащит, то съест чего-нибудь и потом животом мается. Всё попробовать хотел. Кажется, именно он придумал слово «синяк». – Лаурэфиндэ улыбался все шире и шире, а ведь и правда, счастливое было времечко. -  Изобретал много полезного и бесполезного, для нас это были игрушки, совсем как для вас. Его любили и как-то так получилось, многие стали спрашивать у него совета. Так что, неудивительно, что именно он пошел с Оромэ.
Работа спорилась, на месте ледяных глыб вставал город. Его очертания были уже видны. Широкие улицы и площади, сады и фонтаны, колоннады портиков и контуры домов.

- Не могу ответить тебе за него, Турукано, но могу ответить за себя. Я не представлял себе возвращения и не тосковал по тому, что оставил. Ибо перед моими глазами лежал дивный и мирный Аман. И мне не было нужны искать свои воспоминания об Эндорэ.
Он оторвался от работы, рассматривая дворец, таинственно поблескивающий в свете холодных северных звезд. Улыбнулся, ибо сходство с Тирионом воистину нельзя было не заметить.
- Но я буду тосковать по Аману, это знаю точно, - нолдо обернулся, в ту сторону, откуда начался их путь наперекор всему. – И, когда я сделаю всё, что будет в моих силах, я вернусь. Хотя бы пред справедливые очи Мандоса.
Он помедлил немного и снова взялся за резец, ажурная вязь узора ложилась на стену дома у края стен.
- Но в ответ я хочу спросить тебя, зачем мы идем?
Резец сорвался, скользнул вбок, но узора не нарушил.
- Нет, не так. Я хочу спросить не лорда Турукано, а моего друга – Турукано. Зачем ты идешь вперед?

То, что он хотел доделать, еще не было сделано, но Лаурэфиндэ отложил резец. Подстелив плащ, сел на ледяной бугор рядом. Его же собственный вопрос и ответ Турукано всколыхнул сознание и мысль. Они были припорошены холодными снегами тяжелого похода, но сейчас обнажились, подобно ледяным глыбам перед ними.
- Да, мы нашли свой путь.
Эльда, чтобы занять руки, оставшиеся без дела, принялся переплетать косу. Обыденное занятие, помогавшее высказать то, что бередило душу, но не укладывалось в сознании.
- Знаешь, о чем я думаю? – он решился открыть другу затаенные мысли. – Феанаро много говорил о свободе. Может быть, - его речь сбилась, но, вздохнув глубоко, Лаурэфиндэ продолжил, - быть может, сжигая корабли, он освобождал нас от себя.  Отрезая себе обратный путь, а нас оставив на берегу Амана, не дал ли он нам свободы принять решение самим, а не следовать за ним. Тот огонь освободил Нолофинвэ от клятвы.

Отредактировано Глорфиндейл (2014-06-17 09:51:31)

- Если бы огонь мог уничтожить то, что связывает нас, - Лаурэфиндэ в подобное не верил, да и не хотел. Но черты лица исказились отсветами того пламени, пепел которого всё еще обжигал их души. Эльда дернул косу, выдохнул резко, отгоняя дурные видения.
Турукано наверняка никому не говорил того, что сказал сейчас ему. И Лаурэфиндэ понимал, что и не скажет больше никому, не имеет права себе позволить. Нолдо поднялся, обнял друга, накрыл обоих плащом, старясь отдать хоть чуточку тепла, и тела, и души.
- Мы платим только за свой выбор. Ибо, даже если что-то предрешено, никто не отменял того, что это будет сделано нашими собственными руками. Поэтому, друг мой, перестань оглядываться назад.
Возможно, утешение было бы сейчас более к месту, но Лаурэфиндэ не был целителем. Да и разговор у них был не о том, чтобы плакать. Если есть минута, когда они могли раскрыться друг другу, то потом её может уже и не быть. Турукано всё верно говорил. Но, порой не утешение, а осознание, сколь бы жестоко оно не было, дает силы.
- Ты прав, сейчас тяжело. Но думал ли ты, что нас ждет впереди?

Да, он помнил, но не хотел вспоминать сейчас и здесь.
- Она будет такой, какой мы её сделаем, Турьо, - нолдо крепче сжал объятие, чувствуя тепло дружеского плеча. – Все вместе, своими собственными руками. Это теперь зависит только от нас.
Перед ними из снега и ледяной крошки высился маленький, полупрозрачный город, над ними резко и светло поблескивали звезды, а впереди простирались, сколько видит глаз, ледяные торосы и белый простор. А двое стояли под одним плащом и смотрели на восток.
Лаурэфиндэ вынырнул из-под плаща, встал напротив младшего, положил руки ему на плечи.
- И я уже не твой учитель, Турукано, - он улыбнулся и глаза его были светлы. – Ты мой друг. А потому, когда тебе нужно будет моё плечо, оно будет рядом, когда болит душа, поделись со мной своей болью, если тебе нужны силы, возьми мои, если есть чаша с вином, передай по кругу, если нужен будет меч, обнажится мой. И я попрошу тебя о том же, если будет нужда. Ибо там, куда мы идем, не будет более ни защищающих нас, не направляющих, ни учителей. Только друзья и враги.

- Ты сам додумался или подсказал кто? – Лаурэфиндэ тихо рассмеялся. – Неужто думаешь, что я его для себя начинал делать?
Эльда порывисто обнял друга, хлопнул по плечу, стащил с него свой плащ. Но лучшее средство от холода, как известно, труд. Так что Лаурэфиндэ поднял резцы и направился к их творению, еще не доведенному до завершения. Но на полдороге внезапно остановился, оглянулся на Турукано:
- Ты говоришь переживет ли детскую радость? Должен! – от удовольствия от собственной идеи хлопнул в ладоши. – Мы к городу еще и инструменты приложим. Надо только найти побольше. Ты смотри, - он указал на ледяные дома, - здесь еще много работы. Пусть это станет их город. Пусть уже сейчас они начнут творить то будущее, ради которого мы идем. А там, на востоке, мы построим новые города. И наши дети будут творить их вместе с нами. Турьо! Не в этом ли будет лучшая радость, которую мы им можем сейчас подарить? Ты говоришь, у них нет сил плакать. Они и не должны, дети должны смеяться. Даже здесь. И это наш долг тоже.

- То, что должно случиться, обязательно случается. Независимо от наших планов на то. Похоже что так? – Лаурэфиндэ подмигнул другу. И уже к девочке: - Нравится?