- А если бы я тебя застрелил? - укоризненно спросил Каламирэ, пряча за этим тоном досаду на свою оплошность. - А ведь мог. Опасно так подкрадываться со спины.
Он опустил лук, сунул стрелу в колчан и встал, разглядывая Линтаура. Тот был выше него, но в лесу двигался так, что увидеть его было очень сложно. Да и одежда лайквенди куда больше подходила для того, чтобы скрыться среди листвы, чем расшитая серебром котта Каламирэ. Все равно было очень досадно, что он не заметил его раньше.

- Я тебя ждал, - ответил Каламирэ. - Думал, ты увидишь огонь и выйдешь.
Потом вздохнул, и продолжил: - Да, я люблю, когда светло. Только это разве свет? Это так... вот, смотри, какой цвет у камня при свете огня.
Каламирэ снял с пальца перстень с сапфиром, повернул так, чтобы на камень упали отблески пламени, показал Линтауру. - Видишь? А он ведь синий. Как... как море. Я помню, какой он был на самом деле, я сам нашёл его и огранил.

- Он будет не такой синий, - вздохнул Каламирэ. Как объяснить Линтауру, что такое истинный Свет, и как он отражался в глубине камня когда-то. - Когда я его нашёл, то долго не мог понять, как сделать правильно. Как не сломать или изменить, а просто открыть огранкой красоту, в нем заключённую. Понимаешь? Потом увидел это, и долго работал - не хотел ошибиться из-за усталости или спешки. И вот...
Он снова покрутил в пальцах кольцо, потом надел его, улыбнулся.
- Мы будем охотиться или разговаривать о самоцветах? Я-то могу долго говорить про камни и огранку, потому что раньше очень любил это делать.

- Сейчас я этого не делаю, - с затаенной горечью сказал Каламирэ. - Время другое, не до того.
Он поднял с земли лук, и тоже встал. Глянул на костер - тот, лишенный новых дров, догорал последними язычками огня, угли багрово тлели, напоминая работу горна. Когда они вернутся сюда, несложно будет разжечь его вновь.
Колчан, полный стрел, качался у бедра, на другом висел меч. Лук у Каламирэ был скорее боевой, чем охотничий, усиленный стальными накладками, и растягивать его было не так легко, но он привык.

Каламирэ хмыкнул, представив, как усядется с инструментами в каком-нибудь шатре и будет долгие, бесконечные часы шлифовать камни и плавить серебро и золото. Самое время, это точно. Манера Линтаура подбирать слова, чтобы выражать свои мысли тоже забавляла. Хотя учился тот очень быстро.
- Кого встретим, того и будем? - предположил Каламирэ. - Конечно, нам много не нужно, но будет очень кстати принести в лагерь еды, лишней она точно не будет. Ты говорил, знаешь здесь звериные тропы?
Он прислушался. Недалеко звенела о камни вода, где-то за деревьями пролегал ручей. Если выйти к месту обычного водопоя, наверняка можно дождаться оленя или косулю. Ну или подстрелить несколько зайцев, этих-то  лесу много.

Каламирэ не сразу его понял, но Линтаур показал рукой и нолдо обрадованно заулыбался.
- Это было бы лучше всего. Кабан, это вкусно и много мяса, - он помолчал и продолжил, признаваясь: - А ещё это опасно и интересно, не то, что косулю подстрелить или десяток зайцев. Он ведь может и сам атаковать, если охотник растеряется или промахнется. Забавно звучит слово. Скажи ещё раз? Нет, лучше скажи, как меня зовут. На синдарине.

- Он и сам погаснет совсем скоро, в нём уже  нет силы, - пожал плечами Каламирэ. - Но если тебе так спокойнее...
Он носком сапога раскидал угли, плеснул на мерцающую красноту воды из кожаной фляжки. Потом повторил негромко: - Гэлмир. Звучит красиво и жёстче. Как раз для этих мест.
Он убедился, что ни один из разворошенных угольков не откатился за пределы аккуратно срезанного им перед разведением костра дерна, и пошел вслед за Линтауром. На ходу вспоминая, какие стрелы сунул в колчан, ведь такая возможность попробовать новые наконечники...

- Я не очень часто это делал, - признался Каламирэ. - Бывал, конечно и с друзьями и с двоюродными братьями, но другие имели к этому куда больше таланта. А так...
Он начал перечислять, вспоминая, кто водился в тех лесах, что пришлось оставить навсегда. Потом снова сбился на разговор о камнях - о найденном как-то во время охоты гроте, где в обнажившийся от ветра и воды породе он, еще почти ребенок, нашел кристаллы изумруда, и застрял там на долгие часы, пытаясь расковырять камень ножом.
- Изрезал все руки, палец отбил камнем, но выдолбил-таки себе кусок породы, - со смехом говорил Каламирэ. - А меня уже искали. Я же тогда просто пропал, смотрел на эти кристаллы и глаз отвести не мог, всё представлял, что смогу из них сделать.

- О... я перепортил половину, пока учился. Потом всё, что не испортил, вставил в заколку для матери. Золотые листочки и зелёные изумруды. Она даже носила её иногда, хотя, конечно мастер из меня тогда был тот еще. Но для матери, наверное всё, сделанное руками её сына или дочери, имеет свою красоту. А я очень старался тогда.
Каламирэ замолчал, потому что вспомнив свою первую неумелую поделку вспомнил и мать - как она с улыбкой вдела его подарок в волосы, и, повернувшись к отцу спиной, серьезно спросила: "Красиво?". Вряд ли он ее еще увидит, и думать об этом было невыносимо горько. Когда они уходили, Каламирэ и не думал, что это будет так, что время совершенно ничего не лечит, и чем дальше, тем горше вспоминать о тех, кто остался.
- Надо прекращать эти разговоры, - изменившимся голосом сказал он. - А то распугаем всех, даже зайцев.

Каламирэ открыл было рот, чтобы сказать, что к этому у него тоже нет особых способностей, но промолчал. Конечно, он не Макалаурэ, но Линтаур того и не слышал, чтобы их сравнивать. Он задумался на мгновение, пытаясь выбрать что-то, что подходило бы случаю и не вызывало бы слишком горьких воспоминаний, а потом запел. Сперва негромко, думая о том, чтобы действительно не распугать дичь или не привлечь кого-нибудь похуже, потом увлекся и перестал понижать голос.
Песня была веселая и бесконечная, об охотнике и его трех сыновьях, которые все никак не могли собраться на охоту - то забывали что-нибудь и приходилось возвращаться, то терялся кто-то из них или находил себе более интересное занятие. Часть слов повторялась из куплета в куплет, и он знал, что Линтаур быстро запомнит их и сможет подпевать.

- Мы всё-таки распугали всех, кого только можно было распугать, - покаянно сказал Каламирэ. - Уйдут сейчас твои кабаны куда подальше, и следующую песню надо будет писать про нас, как мы вместо охоты тут пели в кустах...
Он потянулся за гроздью малины и споткнулся, зацепившись краем одежды за какой-то сук. Упасть не упал, но пришлось схватиться за руку лайквендо, чтобы удержаться на ногах.

- Нет, только ногу ушиб и кажется, подол порвал, - весело сказал Каламирэ. - Мне нужно лучше под ноги смотреть. Тут так дико всё растет. Ты меня завёл в глухие дебри, я в таком лесу ни разу не был. Но спасибо... за поддержку и заботу.
Он не сразу отпустил руку Линтаура, а сперва благодарно сжал ее.

- Я не был в таких лесах, так что не знаю, - сказал Каламирэ. - Может, где-то и есть такие же. Я вообще больше города люблю... горы, равнины. И охотился всегда верхом.
Он оглядел густой, темный лес, сплетение ветвей над головой, заросли и бурелом под ногами:
- Здесь всё как будто сражается друг с другом за лучший кусок почвы, за воду. Оплетает, прорастает насквозь.
Говоря это, он начал заправлять длинные края котты впереди за пояс. Меч тоже мешал, но не мог же Каламирэ пойти без него. Он снова посмотрел на Линтаура - тот обходился одним луком и одежда была скроена так, что за кусты и ветки не цеплялась.
- Это я ещё кольчугу не стал надевать. А ведь думал об этом.

- Подумал, что ты смеяться станешь, - улыбнулся Каламирэ, неожиданно для себя признаваясь. - Что я собрался на охоту, как на войну. Тогда уж и шлем, и наручи нужно надевать. Я не хочу быть чужим, хочу понять эти земли, научиться тут жить. Ты ведь не носишь кольчугу в лесу.