Утром Финдэкано передали, чтобы он никуда не отлучался. Из пары коротких фраз он понял, что что-то случилось,  вернее, вот вот случится. Спрашивать он не стал,  и так мог догадаться о том, что происходит, по событиям последних дней.  Да и ждать оставалось сосем недолго. Чтож, все правильно было.  Правда, он не знал, может ли что-то сказать или сделать, но понимал, что место его сейчас - рядом с отцом. Слишком... важным был момент.  Для всего народа. И в такое время нужно было быть едиными. Поэтому, он и стоял сейчас, прислонившись спиной к одной из льдин и оглядывая собравшихся.

Турукано расположился около Лаурэфиндэ; стоял, слегка опираясь плечом на ледяную стену. Они, в самом деле, неплохо потрудились - это затерянное среди ледяных торосов место выглядело достойным того, что сейчас должно было произойти.

Даже если кто-то и скажет, что всё это не играет роли и лишь то, что скажет им Нолофинвэ - единственное, что действительно важно, Турукано был уверен - даже внешне этот день должен отличаться от других дней,  как слова отца будут отличаться от всех иных сказанных ими слов и принятых решений.

Поймав взгляд Финдекано, Турукано улыбнулся брату и подошедшему к ниму Финдарато. Это важно для Нолофинвэ, это важно для них всех, что Финдекано с ними.

- Кажется, почти все собрались, - негромко сказал Турукано, обращаясь к Лаурэфиндэ.

- Мой народ! – произнес Нолофинвэ.
И эхо вздоха пронеслось над головами тысяч эльдар, собравшихся в ледяном ущелье. Потом тишина стояла такая, что казалось только этот голос живет среди льдин, подхваченный ветром, усиливаясь с каждым словом.
И, когда Нолофинвэ замолчал, даже звуков дыхания слышно не было. А потом откуда-то, из-за отражения звука, совершенно непонять откуда раздался высокий голос.
- Айя, Нолофинвэ!
Он был первым этот голос. Но он еще не успел отзвучать, когда тысячи и тысячи голосов подхватили:
- Айя, Нолофинвэ!
Казалось сами льды грохочут в ответ морю голосов, взлетавших к звездным небесам.
- Айя, Нолофинвэ!

- Айя, Нолофинвэ.
Финдэкано прекрасно понимал, что это и должно было случиться. Давно уже, не сейчас.  Было немного не по себе, не от тех слов, что он услышал, а от того, какие обстоятельства этому предшествовали. Он так и стоял чуть в стороне от толпы, рядом с кузеном,  и не кричал, как все.  Да и какая разница, все равно, его голос затерялся бы в толпе. Но улыбался.
- ты будешь хорошим королем, отец... правильным.
Эти слова, вряд ли, мог кто-то услышать, разве что тот, кто был совсем рядом.

Турукано не отрывал взгляда от освещенного холодным светом звезд лица Нолофинвэ.  Отныне тот не только его отец, но и его король. Отныне исчезли навсегда недоворенности, сомнения, споры, омрачавшие их путь и все они, те, кто идут за Королем - едины.

- Айа!, - тысячи голосов, умноженные эхом, разрывали вечную тишину льдов. Обветренные усталые лица сейчас полны были гордости, радости, надежды.

Да, и Турукано был горд за отца, и рад его решению. Но сейчас, во время всеобщего ликования, пришло странное ощущение - Турукано думал о том, что отныне и навеки его отец одинок - как одинок, в сущности, любой государь, одинок бременем ответственности, долгом, саном...  Острое щемящее чувство - и любовь, и сопереживание - охватило его. 

- Да благословят Валар государя и его народ... - почти про себя произнес Турукано, но ветер подхватил его слова и стоящие рядом услышали.

- Не время для грусти, друг мой, - хлопнул эльда Турукано по плечу. - Да и не повод.
Глянул в сторону старшего сына Нолофинвэ, чуть нахмурился.
- Я вернусь сейчас.
Финдэкано стоял в стороне, если бы не Финдарато рядом, вообще, казался бы отсутствующим. Лаурэфиндэ подошел, приветственно кивнул сыну Артафинвэ. Они с момента начала пути по льдам редко виделись. Но обратился он к Финдэкано:
- Прости, если не понимаю всего, но... твоему отцу сейчас очень нужна была бы твоя поддержка. Явная и видимая. И уже к обоим: - Но, возможно, еще больше проявление ваших чувств нужно не ему, а тем, кто рядом с вами и кто идет за вами. Мне жаль, что в такой момент, вы тихи как вода в полынье.
Может быть это и не его дело, но как-то остро, как льдом по обнаженной коже, чувствовалось все.