- Кто не знает, станет ли хвататься за оружие, может, тому вообще не стоит его пока носить? - резко выкрикнул один из стоявших во втором ряду, в кожаном доспехе стражника. - Да, нам не нравится ваше присутствие здесь, но неужели ты думаешь, будто мы собираемся нарушать волю государя и нападать? Он вас принял здесь, этого довольно.
Кто-то, стоявший рядом, нагнулся к нему и тихо зашептал на ухо. Дозорный растерянно посмотрел на говорившего, потом на Лайресула. Лицо его исказилось.
- Вот как... я не знал. Что же... могу сказать лишь за себя и свой отряд. Ни один из нас не поднимет на вас меч, мы не для того их носим, чтобы обратить против родичей. Довольно было крови. Так что, Нельяфинвэ, у тебя будет время. Хоть я не знаю, что должно произойти, чтобы я простил хоть одного из вас.
Потом он повернулся к Нолофинвэ и Турукано, прижал руку к груди:
- И... государь Нолофинвэ, лорд Турукано, раз так - я готов охранять целительскую от тех, кому слов твоих недостаточно. Пусть мне и придется видеть... тех, кто нас предал, каждый день, но я готов. Это лучше, чем позволить кому-то стать убийцей и показать, что слова нашего короля для нас ничего не значат.

Майтимо вопросительно посмотрел на Нолофинвэ.  Говорящие обращались к своему королю, и, наверное, логично было бы, чтобы тот ответил. Но Майтимо чувствовал,  что должен ответить сам, и Нолофинвэ позволил... или Феанариону только показалось?
- Спасибо вам, - сказал он хрипловато, - за откровенность - он посмотрел в сторону, откуда раздавался голос Койона,  искренне надеясь, что никто не увидит, что он не видит лиц тех, с кем говорит, что в глазах темно, - и за готовность охранять, - он перевёл взгляд туда, откуда слышал голоса двух последних собеседников, - только... это же значит, что вы будете с оружием против своих товарищей по походу через льды. Нолдор достаточно... слишком много одного раскола, не надо больше. Оружие - это недоверие, а тех, кто не доверяет... - он сделал паузу, а потом таки произнёс ровным голосом, - проще предать. Я не готов принять такую помощь. И так слишком много недоверия... эти семена дают плохие всходы. Я могу повторить только одно... я не считаю врагом никого из вас. А дальше... я не знаю, что дальше.

Чем дольше Нолофинвэ слушал, Майтимо, тем больше думал не о его словах а о том, что тот вот-вот упадет. Не на землю, конечно, кто ему даст, но повиснет на удерживающей его руке. Так что он повернулся к племяннику и тихо, но настойчиво сказал:
- Давай-ка ты теперь пока сядешь.
А потом, не дожидаясь возражений, помог опуститься на камень. Выпрямился.
- Охранять никого не потребуется, я в этом уверен, - сказал он Инглориону и дозорному. - Но за готовность и за то, что вы понимаете, что на самом деле сейчас важно, в первую очередь для нас самих, за это - благодарю. А всем собравшимся я хочу сказать вот что. Я принял их здесь и предложил остаться. Не потому, что простил или забыл о предательстве, но потому, что нам нужно как-то жить дальше и сражаться рядом.  И мы один народ, пусть нас и разделило дважды. Вы можете быть не согласны со мной, можете не ходить в ту часть лагеря, где палаты исцеления и гостевой шатер, можете говорить то, что хочется высказать, если это не прямые оскорбления и вызов на поединок. Но если кто-либо из вас обнажит оружие - он пойдет против моей воли и против данного мной обещания. Пойдет против своего народа. И это не просто слова. Теперь... Лайресул.
Нолофинвэ вздохнул, сказал уже мягче и тише:
- Подойди сюда, пожалуйста.

Нолофинвэ сделал едва заметный знак Арассэ, чтобы ловил мальчишку, если тот вдруг повалится. Что за день сегодня... Говорить начал, вроде бы обращаясь к Лайресулу, но при этом так, чтобы слышали все.
- Ты сейчас один, так? Уже слишком взрослый, чтобы кто-то за тобой присматривал, но все же еще недостаточно взрослый, чтобы с полным правом принимать решения и отвечать за них. Уже пришлось, я знаю, и это был не самый приятный опыт, к тому же, принесший мне много головной боли и проблем. Но я верю, что ошибка или совершенное зло, или неудачный выбор, о которых искренне сожалеет тот, кто это совершил,  может быть прощена и забыта. Потому предлагаю тебе вот что... мне не помешает еще один оруженосец, да и помощники всегда нужны. Правда, иногда придется сопровождать меня на встречи с теми, кого ты  не хочешь видеть, здесь я различий между тобой и остальными делать не стану. Решай. Можешь отказаться.

- Не нужно, - сказал Нолофинвэ, хотя все из его свиты так или иначе в какой-то момент это делали, но не из требований формальности, а по велению души. - Захочешь - я ее приму. Но мы это потом обсудим, не здесь. Но раз ты согласен, вставай рядом.
Он показал рукой на место рядом с Арассэ и Алькарином, по другую сторону от Майтимо. Теперь вряд ли кто-то станет напоминать Лайресулу о его поступке, даже сгоряча.

Майтимо сперва сидел там, где его посадили, тихо и ровно, а потом принялся медленно оседать вбок.

Все это время Лаурэфиндэ стоял молча. Он слушал, что говорили вокруг и в сердце его снова просыпался гнев. Только это был другой гнев, неизвестный ему еще. А потому он молчал. И слова Майтимо, сколь бы искренними и желанными они не были, вдруг пробудили что-то иное. И это приводило в растерянность, потому что, казалось, совсем не то они пробудили. И во всей сутолоке сумбурных мыслей, он мог лишь наблюдать.
И это ему не нравилось. Как оцепенение, которое нужно сбросить. Недостойное, неправильное, словно он опять чего-то ждет, когда уже пора что-то делать.
Он и сам не сразу понял как наклонился, помогая поддержать Майтимо. И в тот же момент все стало на свои места. Это все разговоры. Даже если больно, даже если все наперекосяк, есть то, что на самом деле нужно делать. В чем нет сомнений, то, что должно быть, то, что он считал правильным и во что верил до сих пор и во что хотел верить и дальше. Несмотря ни на что.
- Его стоит вернуть целителям, - то ли спросил он Нолофинвэ, то ли предложил.

Финдекано никак не мог найти себе места. Происшедшие этим вечером события давали много пищи к размышлениям, и мысли у Нолофинвиона были довольно мрачными. Его всегдашний оптимизм внезапно испарился - Финдекано начинал чувствовать себя чем-то вроде изгоя. Хотя бы потому, что не испытывал к провинным родичам ни гнева ни отвращения. Даже боль утрат была связана не с ними, а с существом, засевшим в той страшной крепости. В этом наверное было что-то ненормальное - во всяком случае никто не мыслил пообным образом. Может быть только отец...
Внимание Нолофинвиона привлек гул голосов. На берегу собралось довольно много народу - а место тут было уединенное, недаром Финдекано выбрал для прогулки именно его.
Финдекано уже хотел повернуть назад, но тут ему показалось, что он слышит голос отца. Любопытство подстрекнуло эльда подойти поближе. Любопытство и недоумение - Финдекано никогда не думал, что у Нолофинвэ могут быть от него секреты или тайны. Он подошел к собравшимся, неслышно ступая по камням, и стал пробираться вперед.
Открывшаяся его глазам картина была настолько странной, что Финдекано на мгновение утратил дар речи. На камнях, в окружении эльдар, сидел Рыжий. Вернее не сидел - его поддерживли Нолофинвэ и и Лаурэфиндэ. Вид у Майтимо был не то чтобы нездоровый - краше в гроб кладут. Непонятно было, как он сюда пришел, и зачем это сделал. Взгляд Финдекано метнулся по лицам присутствующих, и ему показалось, что он что-то понял.
- Что здесь происходит, - спросил Финдекано звенящим от напряжения голосом, - суд устроили? Над раненым... Эльдар, а не слишком ли?
Он повернулся к Нолофинвэ:
- Отец, зачем?

Антаурель отвлеклась, разговорившись с подошедшим приятелем, а когда обернулась, Нельяфинвэ уже не сидел, а почти лежал на руках у государя. Нолдэ тихо ахнула и принялась торопливо проталкиваться к ним.
Подойдя, спросила:
- Государь, ты позволишь помочь ему?
Дождавшись разрешения, присела перед раненым на колени. Одна рука на грудь, другая на голову, вслушаться в происходящее внутри роа. И через миг Антаурель удивленно распахнула глаза - не удивительно, что он потерял сознание, удивительно, что только сейчас - сил там вообще не осталось. Зачем же государь привел его сюда....
Впрочем, это не ее дело. А ее - лежит перед ней. Целительница снова вслушалась, пытаясь понять, нужна ли срочная помощь, или можно подождать до целительской? Это было непросто - все забивал странный фон - тело то ли помнило перенесенные мучения, то ли замерло в ожидании новых - не понять. Но вот та боль, что начинает царапать обрубленную руку - реальна. И с ней нужно разобраться прямо сейчас - и ногами тоже. Антаурель перехватила своей ладонью обрубок и произнесла несколько напевных фраз, убирая боль. Так просто и привычно - делать свою работу. И не важно, кто под ее руками - если он нуждается в помощи. Ни ненависть ее, ни боль никуда не исчезли. Просто.. Нельяфинвэ она ненавидеть больше не могла.
Разобравшись с болью, целительница вернула руку на голову раненого и тихо запела для всего тела, пытаясь хоть немного выровнять его состояние, приблизить к нормальному сну.

- Конечно, я сделаю это, - сказал Финдекано тихо, чтобы не мешать целительнице, - но отец...
Он еще раз вгляделся в лица собравшихся и подошел поближе.
- Если вы все хотели его убить, то время и место выбрано исключительно точно. Он сам настоял? Может быть. Но сейчас еще не время для подобных бесед. Хотите еще раз напомнить ему, кто виноват? Так вот я скажу - мы все виноваты в своих потерях и бедах. Мы все слушали Феанаро, мы все мечтали о новых землях, мы хотели отомстить за погибшего Финвэ... Мы сами пошли за безумным предводителем в Исход, не убоявшись пролитой крови, и когда я стрелял в подобных мне в Лебединой Гавани, не Феанаро и не Майтимо спускали тетиву. А потом, в Арамане, это был наш выбор - идти через Льды, мы ведь могли вернуться и принять наказание. А теперь вы ищете виновных в собственном безрассудстве? Феанаро сошел в Мандос, так за него должен отвечать его сын? Чего вы хотите? Раскаяния? Я уверен, что каждый эльда из лагеря на том берегу Митрима, отдал бы все, чтобы этого всего не было. А мы, вместо того, чтобы дать зарубцеваться ранам, продолжаем их тревожить. Я шел вместе с вами сквозь ледяной ад и тоже терял близких. Но во мне не осталоось ни ненависти, ни желания мести, ни презрения к тем, кто выполнял преступный приказ вождя. Только рубец на душе, который долго будет ныть, как ноют старые раны. Я говорю все это не потому, что Нельяфинвэ мой друг и побратим - я думал бы так, даже если бы все семеро Феанарионов были моими личными врагами.
Финдекано замолчал, потом подошел к отцу и присел рядом с ним.
- Я понял, что он сам решился на это, - прошептал, - понимаю и почему ты согласился. Но все равно - зря. Все зря. Разбитого вдребезги не склеить. Я верил, что это возможно, но теперь понял - нет.

Гул голосов усилился, те, кто подошел ближе и слушал, сейчас снова начали гневно переговариваться, но в открытую высказываться мало кто хотел. Алькарин стоял бледный, кусая губы, но молчал, потому что не хотел идти против слов государя - иначе какой он после этого верный. Но кто-то из-за его спины выкрикнул, он даже голос не узнал.
- Что ты говоришь, Финдекано! Тебе ли не знать, что многие из нас не могли вернуться, те, на чьих руках была кровь тэлери из Альквалондэ. Я тоже не считаю, что спрашивать за отца надо с сына, но то, что ты сказал сейчас... не стоило этого делать!

Лайрэ мало обращал внимание на происходящее - голова болела все сильнее, и очень хотелось сесть. А лучше - лечь. Но не здесь же, у всех на глазах!
Но слова Финдекано он услышал, и заговорил - резко и быстро:
- Никто из лагеря на том берегу, даже все они вместе, не в силах ни изменить, ни исправить случившегося. И раскаяние их уже не нужно никому! Я....- Он хотел добавить что-то еще, но вдруг смешался, глянул на государя, и снова уткнулся взглядом в землю у своих ног.

- Может, эльдар, я говорил гневно и безрассудно, - сказал Финдекано, приходя в себя от неожиданной для него самого вспышки, - но я сказал, то что думал. Именно потому, что у меня на руках кровь, и что я не мог вернуться назад в Тирион, как и многие здесь, я считаю виновным во всех бедах только себя. И еще Моринготто. И никого больше.
Он осторожно поднял Майтимо с камня. Выпрямился со своей ношей и взглянул на отца.
- Прости, атаринья, я  навредил и тебе и Майтимо. Нужно было промолчать, разобраться, что происходит, но у каждого есть своя непереносимая боль. Моя боль - это он. - Финдекано мотнул головой, указывая на раненого, - потому я готов ответить перед тобой за несдержанность.
Он повернулся и осторожно пошел к лагерю со своей ношей.

-----------> Ночь третьего дня.

- Не говори глупостей! - Тут же откликнулся кто-то из толпы. - Никто тебя не тянул на Льды силком, мог бы и вернуться - как вернулись те, кто шел за Арафинвэ. Ты сам принял это решение - вот и не ищи теперь виноватых. А корабли...Да, за корабли я бы и сам рад спросить с них - да не с кого уже спрашивать. Сыновья за ошибки отца не в ответе.
Помолчал и добавил резко:
- А, значит, и говорить нам с ними не о чем. Пусть бы и дальше было между нами озеро.